В Российской армии появились штатные священнослужители. Начиная с этого года представители традиционных религий России займут должности помощников командиров по работе с верующими военнослужащими. В соответствии с пропорциональной численностью верующих военнослужащих больше всего штатных мест получат, очевидно, православные священники. О работе Русской православной церкви в армии, состоянии церковно-государственных отношений и многих других актуальных вопросах мы беседуем с председателем Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями протоиереем Димитрием Смирновым.

– Отец Димитрий, каковы основные итоги работы возглавляемого вами отдела в минувшем году?

– В прошлом году сотрудники нашего отдела занимались реализацией решения президента Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Медведева от 21 июля 2009 года о поэтапном введении в Вооруженных Силах страны института военного духовенства: принимали участие в разработке нормативно-правовой базы, в совещаниях и переговорах с представителями Министерства обороны, вносили предложения в Положение о военном духовенстве, трудились над корректировкой проектов документов и т. д. В настоящее время идет отбор священников для назначения на должности помощников командиров по работе с верующими военнослужащими на российских военных базах за рубежом.

Кроме того, в 2010 году были подписаны соглашения о взаимодействии с Федеральным управлением по безопасному хранению и уничтожению химического оружия и ДОСААФом России.

Нельзя не отметить также состоявшуюся осенью прошлого года встречу Святейшего Патриарха Кирилла с министром обороны Российской Федерации Анатолием Сердюковым, на которой обговаривались актуальные вопросы взаимодействия Церкви и армии.

– Можно ли создать духовно здоровое общество, сильную страну, не поднимая вопросов нравственности? Почему отношение к христианским заповедям в последние годы девальвировалось, уступив место наживе, корысти, поклонению золотому тельцу? Почему, уйдя от советской идеологии, многие люди у нас в стране так и не пришли к вере и как тут изменить ситуацию?

– Подавляющее большинство наших сограждан были воспитаны в рамках марксистской идеологии. Марксизм-ленинизм являлся для советского человека религией, верой. А вера – это такая вещь, поменять которую очень сложно. Невозможно стать христианином, просто приняв Крещение или зарегистрировавшись в каком-либо христианском фонде. Чтобы быть христианином, надо изменить жизнь, а это в свою очередь немыслимо без деятельного покаяния. Поэтому можно сколько угодно поднимать вопросы нравственности или опускать. Ситуация от этого не изменится. Как в басне: «Васька слушает да ест». То, что мы наблюдаем сегодня – коррупция, жажда наживы, корысть, есть закономерный результат советского воспитания, в основе которого лежит вульгарный материализм. А Бог материалистов – это деньги. И адепты материалистической идеологии продолжают сегодня служить своему Богу, только в другой, более откровенной форме.

В Советском Союзе главным приоритетом являлось государство. Воровать – воровали, но в довольно скромных масштабах. Довольствовались частью. Да и возможностей, надо признать, было меньше. Сегодня же люди стремятся взять себе все. Причем берут то, что им в принципе не принадлежит. Воруют из Пенсионного фонда – у стариков, расхищают бюджет, обкрадывая учителей, врачей, военных, и т. д. Воруют везде. Появился даже термин «распиливать», потому что приходится осваивать уж слишком большие куски – сразу не вырвешь. Такого вора перевоспитать очень трудно. Его можно лишь приструнить, испугав, пригрозив полной конфискацией или какими-нибудь другими карами. Кардинально изменить ситуацию можно лишь воспитав нового человека, мировоззрение которого будет основано на иных ценностях. Именно для этого сегодня в общеобразовательных школах вводится преподавание основ религиозной культуры. Но и здесь имеет место сопротивление со стороны советской педагогической корпорации.

– Сегодня много говорится о веротерпимости, толерантности, межнациональном согласии. Что вы думаете по этому поводу?

– Такое качество, как веротерпимость, должно быть в идеале присуще каждому христианину. В христианской религиозной культуре терпение и любовь к ближнему стоят в числе высших добродетелей. Если же человек не является христианином, то для него все названные вами слова останутся пустым звуком. В недавних событиях на Манежной площади было множество людей, которые наверняка не раз в своей жизни слышали о толерантности, что никак не отразилось на их жизни. Поэтому для достижения межнационального согласия русским людям нужно вернуться к православной вере и вспомнить о тысячелетнем историческом опыте, когда на территории России мирно уживались представители самых разных народов. Русские люди освоили, колонизовали огромные пространства. При этом все народы, вошедшие в состав Российской державы, сохранили свои язык и культуру. Это наш уникальный российский опыт. Возьмите Америку – где гуроны, делавары, могикане? Они были истреблены. Остались только отдельные представители индейских племен, которых сегодня показывают туристам. А в России сохранились все народности. Благодаря чему? Терпимости.

Русский народ выступал в роли покровителя, старшего брата. И в этом не было ничего унизительного. Представители многих народов были освобождены от государственных повинностей, не служили в армии. К примеру, наши российские евреи не знали крепостного права. Русский мужик до XIX века был рабом, а еврей – свободным человеком. Да, евреи были ограничены в передвижении чертой оседлости, но их не могли продать, проиграть в карты. Еврей мог быть свободным предпринимателем, а русский мужик – нет. Можно привести и другие примеры, но факт остается фактом: в России многим народам жилось хорошо именно благодаря терпимости русского народа.

Ну и конечно, для того, чтобы восстановить такое положение вещей, чтобы фактически, а не номинально оставаться государствообразующим народом, русские должны быть многочисленными. При современной демографической ситуации это означает, что каждая русская семья должна иметь в среднем 4-5 детей.

– Что вы скажете о возможности воссоединения Церкви и государства?

– Я отрицательно отношусь к этому. Русская православная церковь и так почти девятьсот лет была частью государства, которое вмешивалось в церковные дела, зачастую ничего в них не понимая. В итоге ничего хорошего из этого не выходило. Священники, как и все остальные россияне, являются гражданами России, платят налоги, несут ответственность в случае совершения ими противоправных действий. Но ни о каком воссоединении Церкви и государства речи идти не может. Церковь занимается душами, государство – всем остальным.

Другое дело, если речь идет об интеграции религиозных организаций в такой институт, как, к примеру, армия, в которой служат немало верующих солдат и офицеров. В этом случае Церковь просто помогает верующим военнослужащим реализовывать их право на свободу вероисповедания. Именно поэтому священники идут в военные части. На любой Олимпиаде сразу строятся молитвенные дома для представителей всех религий. Всем понятно, что спортсмен, который на две недели оторван от дома, имеет право помолиться в промежутках между состязаниями. А в армию молодой человек уходит на год, офицер вообще на 25 лет. Зачем же перекрывать ему на это время «духовный кислород»?

Сегодня храм построен даже на Земле Франца-Иосифа, недалеко от Северного полюса. Личный состав тамошней пограничной заставы насчитывает всего чуть более тридцати человек. И тем не менее у них есть место, где они могут помолиться.

– Как сегодня простому человеку найти путь к Богу?

– Очень просто. Для этого нужно прочитать четыре Евангелия и каждое воскресенье ходить в церковь. Если вы выполните эти два условия, то через полгода гарантированно станете верующим человеком. Надо трудиться. Под лежачий камень вода не течет. Вера, как известно, от слышания. А слышание – от слова Божиего. При этом читать Евангелие надо не механически. Нужно постараться увидеть себя в нем, как в зеркале.

– За какие ценности, на ваш взгляд, сегодня российскому солдату и офицеру подниматься в атаку?

– С одной стороны, это очень трудный вопрос. С другой – ответить на него довольно просто. Солдат и офицер, находясь на военной службе, действуют в соответствии с принятой ими присягой. Они исполняют свой долг. И если высшее военное руководство ставит перед ними ту или иную задачу, они решают ее, не задумываясь, поскольку это их прямая обязанность, их форма служения государству и ближним.

– Нужна ли нашему народу русская национальная идея и в чем она, на ваш взгляд, заключается? Можно ли обойтись без нее?

– Сегодня русская национальная идея – это восстановление семьи. Есть большая русская семья – есть Россия. Нет семьи – нет России. Ничто другое нас не спасет: ни Сколково, ни МКС, ни РВСН. Зачем нам космические корабли, если на них некому летать? Нас могут спасти только семья и усыновление всех сирот. Сирота в России – это позор для страны. То состояние семьи, которое существует в нашем государстве, отношение к детям, состояние медицины – это позор для страны. Если этот позор будет продолжаться, России просто не будет.

– Как совмещаются коллективизм и соборность, присущие нашему народу, с культивируемыми сегодня эгоизмом и стяжательством?

– Дело в том, что наш народ уже давно не русский. Он – советский. Помните, что сказал Михаил Горбачев на последнем съезде КПСС? «Неузнаваемо изменился облик советского человека за годы советской власти». Поэтому мы сегодня – другие. И то, что, возможно, было свойственно русскому народу, нами просто не воспринимается. Тот же самый коллективизм, о котором вы говорите, стоит у нас в горле даже не комом, а ломом. В свое время коллективизм внедрялся в нашей стране с такой силой и настолько искусственно, что теперь, когда маятник истории качнулся в другую сторону, люди, живущие в одном подъезде, порой не знают друг друга. Сегодня человек человеку волк. И это результат советского ига.

– XX век оказался для русского человека веком попранной веры, утраченного государства. Должна ли Россия стремиться вновь стать империей или у нее другое предназначение?

– На мой взгляд, России и сегодня свойственно имперское сознание. Конечно, она потеряла часть земель, уменьшилась численность ее населения, сократилось количество представленных некогда в ней религий. Но само имперское сознание сохранилось. Точно так же, как оно сохранилось у современных греков, которые ощущают свою связь с историей Византии и Древней Эллады. Они реализуют это сознание в миссии по всему свету – в Африке, Китае, Америке... Везде есть греческие православные миссии.

Русский человек способен освоить любую культуру. Мы можем в любой сфере науки или искусства занимать, условно говоря, первые или вторые места. И реализация нашего имперского сознания возможна путем культурной и научной экспансии. Сейчас стираются границы между государствами. Скоро, по всей видимости, Россия войдет в безвизовый режим с Евросоюзом, рухнут последние преграды и русские понесут в Европу либо веру и культуру, либо пьяный дебош. И нас будут либо уважать, либо презирать. Другого не дано. Мы слишком яркие, чтобы просто раствориться среди других народов.

Сергей Алексеев, доктор исторических наук

Вопрос выбора веры и причин, побудивших князя Владимра склониться именно к такому варианту, — один из важнейших в нашей истории. Нередко его представляют чуть ли не в комичном виде, говоря, что отказ от исламизации страны был связан лишь с нежеланием князя полностью отказаться от алкоголя. Поэтому о том, как происходил этот выбор на самом деле, следует говорить особо. Известно, что помимо христиан-византийцев князя посетили миссионеры из Рима, а также исламские и иудейские богословы, но все они получили отказ, и все по разным причинам.

Что касается римских миссионеров (а здесь, кстати, следует отметить, что к тому моменту разделения Церкви на Восточную и Западную еще не произошло, однако определенные различия между ними были уже очевидны), то летописи приводят слова, с которыми князь отказал им: «Отцы наши не приняли этого». В данном случае речь идет о первых попытках Крещения Руси, предпринятых княгиней Ольгой. О том, действительно ли случился у Ольги конфликт с приглашенным ею же на Русь епископом Адальбертом, ничего не известно. Ясно лишь, что Адальберт самовольно уехал с Руси, заявив, будто его не приняли должным образом или даже изгнали (очевидно, местные язычники во главе с князем Святославом, но никак не Ольга).

Отказ от идеи принятия ислама также связан вовсе не с любовью князя к свинине и вину (хотя, возможно, сказалось и это, как и ряд других бытовых причин). Однако отношение к исламу было гораздо глубже и серьезней, и окончательный выбор происходил на совсем другом уровне. Совокупность летописных свидетельств дает понять: проблема была в том, что ислам подразумевал глубочайшую перестройку жизни и быта Руси на совершенно чуждый и непонятный большинству населения лад. В то же время, справедливости ради, надо отметить, что исламом при дворе Владимира некоторое время интересовались всерьез. Из Хорезма на Русь даже привезли имама для обращения — но это была скорее часть политической игры князя, уже предпочитавшего византийский вариант и лишь стремившегося утвердить свое влияние в Прикаспии (как раз в это время происходит очередной поход Руси в Дербент и на Ширван).

Что касается иудаизма, то в качестве его представителей выступали, скорее всего, хазары. Значительная часть хазарской знати считала себя «потерянными коленами», а правящий дом причислялся по женской линии к собственно иудеям, грань здесь весьма условна. Столь же резонно то, что Хазарское государство, разгромленное Святославом (а добитое, кстати, самим Владимиром и его новыми хорезмийскими союзниками в поволжском походе год назад), едва ли могло служить примером для подражания. И это был основной политический аргумент у князя против принятия иудаизма. Однако диалог с хазарами, упоминаемый в летописи (по всем спискам) звучал следующим образом: «...“А где земля ваша?”. Они же сказали: “В Иерусалиме”. А он спросил: “Точно ли она там?” И ответили: “Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши, а землю нашу отдал христианам”. Сказал на это Владимир: “Как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?”...»*

Безусловно, это лишь краткое изложение событий, однако и оно позволяет сделать определенные выводы. Владимир, несомненно, руководствовался при выборе веры в том числе и духовными соображениями — своими личными нравственными тяготами после захвата власти. Об этом прямо говорит, например, Иаков Мних, первый жизнеописатель князя, и нет оснований ему не верить. Другое дело, что соображения политические также играли роль. А главным, определяющим, было следующее — распространение веры в Единого Бога, Его победы над языческими богами сами по себе доказывали верующим в последних силу Первого. Буквально на глазах Владимира еще до Крещения Руси христианство приняли Дания, Венгрия, Польша — давние соседи, с которыми Русь многое связывало. С другой стороны, «закон греческий» был предпочтен в первую очередь потому, что его предпочитала воспитавшая Владимира Ольга.

*«Повесть временных лет» в переводе Д. С. Лихачева. — Ред.

Концепцию «Третьего Рима» сегодня нередко поминают политики, журналисты, общественные деятели, говоря: еще в XVI веке было очевидно, что именно России предначертано стать господствующей мировой державой, что имперские притязания Москвы вполне оправдываются особой миссией наследницы Рима и Константинополя. Но о чем на самом деле говорил автор концепции «Третьего Рима» старец Филофей? Действительно ли концепция дает России моральный карт-бланш на политическую и военную экспансию? Кто и как использовал идеи Филофея в русской истории? Об этом наш разговор с Ниной Васильевной СИНИЦЫНОЙ — доктором исторических наук, автором монографии «Третий Рим: истоки и эволюция русской средневековой концепции»*.

История одной идеи

— Нина Васильевна, для начала — личный вопрос. Вы как историк специализируетесь на теме Третьего Рима. А почему именно на ней? С чего начался Ваш интерес к этому?

— Тридцать лет назад — в 1981 году началась работа международного научного сообщества, которое именует себя «Международным семинаром исторических исследований “От Рима к Третьему Риму”». Основали его профессора Римского университета П. Каталано и П. Синискалько, чтобы исследовать развитие и распространение римской идеи. Заседания проходили ежегодно в Риме, а многие — также и в Москве, в Институте российской истории РАН. Я принимала участие в работе Семинара с 1982 года. В самом начале участниками была ясно осознана потребность в новом издании документов, текстов «Филофеева цикла» с изложением идеи Третьего Рима, и я принимала активное участие в подготовке этого издания. Кстати сказать, Семинар начал свою работу в разгар холодной войны, когда нашу страну на Западе многие представляли Империей Зла, — и Семинар способствовал преодолению такого стереотипа, разрабатывая собственную методику исследования империи и имперской идеи, с преобладанием юридического и филологического подхода. Чем лучше разные народы знают чужое прошлое — тем лучше складываются их отношения в настоящем.

— Давайте, прежде чем погрузиться в прошлое, поговорим о настоящем. Существуют ли в современном массовом сознании какие-то ложные стереотипы вокруг идеи Третьего Рима?

— К сожалению, существуют. Ярчайшее тому подтверждение — это сравнительно недавняя передача на телеканале «Культура», специально посвященная Третьему Риму.** Там присутствовали достаточно серьезные авторитетные ученые, добросовестно излагавшие предмет, — но другие участники транслировали разного рода штампы и попросту очевидные ошибки. А ведь эта программа явно выше массового уровня.

Фрагмент фрески Пьетро Каваллини в церкви Санта Мария ин Арачели в Риме. Церковь была основана в VI веке на месте, где, по легенде, императору Августу явилось видение Богородицы с Младенцем на руках.

— А давайте все-таки попробуем перечислить эти штампы.

— Штамп самый главный, самый распространенный и самый неприятный — это убеждение, будто концепция Москвы как Третьего Рима была концепцией политической, даже внешнеполитической, то есть она якобы оправдывала претензии русских государей едва ли не на мировое господство. В уже упомянутой передаче один из выступавших вспомнил карту древней Римской империи на одной из площадей Рима, неподалеку от Капитолия. Это вертикальная стена, на которой разными цветами рельефно изображены последовательные завоевания Римской империи. На самом деле, если реально искать в «первом» Риме то, что предвозвещало «третий», находилось в историософском соприкосновении с ним, то это будет не карта роста Римской империи, а совсем другой римский памятник. На Капитолийском холме, слева от здания Капитолия (если смотреть снизу) стоит церковь Санта Мария ин Арачели. Она была основана в VI веке на месте, где, согласно легенде, император Август получил пророчество одной из сивилл***: когда она говорила, императору явилось чудо, небесное явление Богородицы с Младенцем на руках. В основе этой легенды был текст Евангелия от Луки (Лк 2:9), рассказывающий о том, как двигалось в Вифлеем Святое Семейство, чтобы принять участие в объявленной Августом переписи населения. Именно этот образ из царства «первого» Рима вдохновил старца Филофея, когда он писал о «третьем», о чем я еще скажу. Один из моих докладов в Риме, повторенный потом в Москве, был посвящен проблеме «Две парадигмы императора Августа», вызвавший интерес разных слушателей. Речь шла об Августе — создателе империи, властелине вселенной, и об Августе, царство которого почтил Своим Рождением в его пределах Спаситель, где свершилось Воплощение Слова.

Возвращаясь к штампам в интерпретации Третьего Рима, следует сказать и о том, что возникшая в XVI веке концепция Третьего Рима якобы была тщательно и подробно разработанной доктриной, неким «программным документом», охватывающим все стороны жизни. Разновидность этого штампа имеет прямо противоположный смысл: «учения» Филофея вовсе и не было, он написал всего две-три строчки, известные всем («два Рима пали…»). Так утверждать могут лишь те, кто его посланий не читал. Величественные построения Филофея — айсберг, точнее, его видимая часть. А подводная, глубинная основа — его знание священных и святоотеческих текстов разных веков. Но он открыл нам лишь свои выводы из них, расположив их на верхушке айсберга.

Весьма распространен и третий штамп — о значении брака Ивана III с Софьей Палеолог и о теме «византийского наследия» в идее Третьего Рима, а более точно — о подмене «третьего Рима» «вторым Константинополем», о чем тоже речь впереди.

Конец истории

— Так что же было на самом деле? Когда, зачем и почему старец Филофей выдвинул эту концепцию?

— На вопрос «когда» ответить проще всего. Здесь тот редкий случай, когда можно назвать точную дату. Существует послание старца псковского Елеазарова монастыря Филофея, написанное около 1523–1524 года и адресованное великокняжескому дьяку в Пскове, Мисюрю Мунехину. Это был представитель центральной власти в Пскове, присоединенном незадолго до этого. А непосредственным поводом к написанию послания стали распространявшиеся тогда астрологические предсказания о якобы предстоящем в 1524 году новом всемирном потопе — точнее, о предстоящем глобальном изменении («пременении»), которое было истолковано как потоп.

Предсказание это пришло на Русь с Запада, оно было напечатано в астрологическом альманахе, изданном в Венеции в конце XV века и многократно переиздававшемся. Ужас охватил города Европы, а наиболее предприимчивые даже начали строить ковчеги. Эти предсказания пришли и на Русь, внеся беспокойство в церковные и правительственные круги. Естественно, требовалось их опровергнуть. Два образованнейших человека того времени, афонский монах Максим Грек и псковский монах Филофей писали такие опровержения. Но каждый — по-своему.

Максим Грек подошел к проблеме с богословских позиций. Он противопоставил астрологическому детерминизму тезис о свободе воли человека и о Божественном Промысле, который направляет всю жизнь человечества. Это не оставляет места влиянию небесных тел. Судьба человека определяется его свободным выбором, а не планетами и звездами.

Старец Филофей строил опровержение иначе. Он тоже коснулся темы звезд, но отмел ее небрежным замечанием: «Сия вся кощуны суть и басни». Главное он видел в причинах тех изменений, что происходят в истории стран и народов. Свершилось главное «изменение»: к Руси перешла функция неразрушимого христианского Ромейского (Римского****) царства. Царства, которое возникло в эпоху Августа, во времена земной жизни Спасителя, и потому новых глобальных перемен не будет.

Его построение находится в русле средневековых эсхатологических учений, предстает как историософия того времени, вовлекающая в свою орбиту разнообразные события и факты Священной и мировой истории. Он произнес пророчество о будущем России, перевел «стрелки» и направил в ее сторону гораздо более древнее пророчество, восходящее к ветхозаветным текстам, о Римской-Ромейской империи как последней империи, которой предстоит существовать до скончания мира. Факт ее существования является гарантом продолжения земной истории человечества, длительности исторического времени до «исполнения сроков». Вероятно, ему было известно толкование святителя Иоанна Златоуста, который так комментировал известное место из Второго послания к фессалоникийцам апостола Павла об «удерживающем» (2 Фес 2:7): «Когда прекратится существование Римского государства, тогда он (антихрист) придет. И справедливо, потому что пока будут бояться этого государства, никто не подчинится антихристу, но после того, как оно будет разрушено, воцарится беззаконие, и он будет стремиться похитить всю — и человеческую, и божескую власть».

По логике этого толкования, Римско-Ромейское царство служит залогом нерушимости, не допускающим того глобального «изменения, пременения и преиначения», о котором говорит астрологическое предсказание. Филофей производит операцию переименования «царства нашего государя» в Ромейское царство, исходя из факта падения и «старого», и «нового» Рима.

Ромейское царство трижды упомянуто в послании 1523–1524 гг., и это — его ключевые фрагменты.

В первый раз говорится о неразрушимости царства: «Ромейское царство неразрушимо, ибо Господь записался в римскую власть». Это утверждение основано на том же тексте Евангелия от Луки (Лк 2:1-5), что и упомянутая ранее легенда о чудесном явлении Богородицы с Младенцем императору Августу. Христианский автор VI века Козьма Индикоплов в толковании этих стихов пишет о том, что Римская империя выполнила роль «слуги Христова строения». По словам участников римского Семинара К. Пицакиса и Г. Подскальского, «Ромейское царство», упомянутое у Козьмы Индикоплова, «представляет собой то нисходящее с небес вечное царство, которое мистически заключается в лоне языческой империи и приходит вместе с ней», «царство, имеющее тот же возраст, что и Христос».

Во второй раз Ромейское царство упомянуто, когда отвергаются претензии «латинян» на римско-ромейское имя; «падение» первого («старого») Рима у него означает не военно-политические события V века, захваты Рима варварами, но «отпадение» от истинной веры в результате разделения церквей в IX-X веках (1054 год был лишь завершением этого процесса). Действительно, претензии Западной империи на наследование древнего римского имени, соперничество с Константинополем по поводу того, какой император будет именоваться римским, началось с коронации Карла Великого в 800 году «римским императором» (столицей его стал Ахен). Римско-средиземноморский вектор был повернут на север. Византия продолжала именовать себя «империей ромеев». Ее «падение» 1453 года, по Филофею, тоже явление не столько военной, сколько духовно-конфессиональной сферы: катастрофа была Божьей карой за предательство веры на Ферраро-Флорентийском соборе 1438–1439 годов.

Третье упоминание Ромейского царства появляется в ключевых словах послания как характеристика «царства нашего государя».

— А сохранился ли оригинал послания Филофея, написанный его рукой?

— К сожалению, нет. Оригиналы сочинений ни Филофея, ни Максима Грека неизвестны — есть лишь сочинения, которые преподобный Максим правил своей рукой. Это касается большинства источников XVI–XVII веков — они сохранились благодаря усилиям переписчиков. Поэтому всегда необходимо исследовать, насколько авторитетна та или иная рукописная копия, насколько близка она к оригиналу.

Так вот, с посланием старца Филофея все непросто. Его научная публикация, состоявшаяся в 1901 году, основана на вторичной рукописи, где фрагмент текста о переименовании России в Ромейское царство был искажен. Такое же вторичное чтение сохранила и публикация в «Памятниках литературы Древней Руси». Впоследствии удалось найти более ранний и точный вариант: «<…> мала некая словеса изречем о нынешнем православном царстве пресветлейшего и высокостолнейшаго государя нашего, иже во всеи поднебеснеи единого христианом царя и броздодержателя святых Божиих престол святыя вселенскиа апостольскиа Церкве <…> Да веси, христолюбче и боголюбче, яко вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царьство нашего государя, по пророчьским книгам то есть Ромеиское царство. Два убо Рима падоша, а третии стоит, а четвертому не быти». В более поздних рукописях термин «Ромейское» заменен словом «Росийское»; в других рукописях, наоборот, производится расширительная контаминация: «<…> и снидошася во едино царство Российского государства, по пророческим книгам то и есть, рече, Ромейское царство Российския держава московского государя и всеа великия Росия, два убо Рима, рече, падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».

Эти же мысли, в перефразированном виде, изложены и в послании великому князю, написанном вскоре после послания дьяку Мунехину.

Совершенно очевидно, что «Третий Рим» — это не только и даже не столько Москва, сколько царство, держава, функция которой — служить гарантом длительности земной истории человечества. Эта функция возникает не как претензия, а как результат конкретной исторической ситуации, естественно сложившихся условий: потери политической независимости всеми православными славянскими и балканскими царствами, падения Византии, «отпадения» первого («великого», «ветхого») Рима.

А функция, предназначение православного царя — заботиться о православных христианах, оберегая Церковь и обеспечивая внешние условия для благочестивой жизни.

Мы уже говорили о том, что построения Филофея — это айсберг, автор афористически формулирует свои выводы, а механизм их получения остается как бы за кадром. Это разнообразные священные и святоотеческие тексты, события священной и мировой истории. Так, он упомянул «пророческие книги».

Задача исследователя в том и состоит, чтобы понять ход мыслей Филофея, понять, какие «пророческие книги» имел он в виду и почему из этих книг он сделал такие выводы.

Символы четырех царств древности: Вавилонского, Мидийского, Персидского и Македонского. Из греческой рукописи XI века.

— Кстати, а какие книги?

— Это книга пророка Даниила, что ясно из второго послания, адресованного уже непосредственно великому князю. Филофей имеет в виду эпизод, когда царь Навуходоносор просит пророка растолковать его сон (Дан 2:31–44).

Так вот, толкователи книги пророка Даниила объясняют, расшифровывают его слова как указание на четыре мировые империи, которые последовательно сменяют друг друга. Историософия древности и Средних веков исходила из представления о том, что существует одна-единственная мировая империя, которая может иметь разные воплощения, может менять свое географическое расположение, но остается той же империей. Самым древним ее воплощением считалась Вавилонская (или Ассиро-Вавилонская) империя, за ней следовали Мидийская (или Персидско-Мидийская), Греческая империя Александра Македонского, а последней — империя Римская, в которой в конце времен появится антихрист и будет уничтожен Иисусом Христом, после чего настанут «новое небо и новая земля», то есть вечное небесное царство Божие.

По этой логике Римская империя становится гарантом того, что вплоть до конца времен, до апокалиптических событий никаких великих потрясений в земной истории уже не произойдет. В теории translatio imperii (передача, перенос) империя — это, в сознании того времени, если можно так выразиться, «переходящий вымпел», поэтому многие государства стремились отождествить себя с Римской империей, присвоить римское имя.

— Традиционно считается, что Россия потому «Третий Рим», что наследует «Второму Риму», то есть Константинополю, точнее сказать, Византийской империи. Это не так?

— Я уже говорила о том, что одно из искажений, один из распространенных штампов — сведéние Третьего Рима ко второму Константинополю и утверждение о том, что брак с Софьей Палеолог, племянницей последнего византийского императора, находится у истоков идеи «Третьего Рима», дает московским правителям право на византийское наследие. Но это противоречит историческим реалиям того времени.

Во-первых, ни сам Иван III, ни его политики и идеологи никогда не ссылались на брак с Софьей, чтобы повысить авторитет великокняжеской генеалогии и державы — ни в дипломатических переговорах, ни в общении с подданными.

Во-вторых, сама мысль о «константинопольской вотчине» московских правителей — не русского, а западного происхождения. Впервые об этом в 1473 году Венецианский Сенат писал Ивану III, говоря о его правах, якобы возникающих на основе брака с представительницей императорского дома. А в 1518 году римский папа Лев X пытался привлечь московского великого князя к участию в очередном крестовом походе против турок, надеясь его соблазнить «константинопольской вотчиной». Это в плане реальной политики. Что касается историософии, то мысль о наследовании павшей империи была опасной: унаследовав ее судьбу, можно было повторить ее финал.

Умы и других мыслителей того времени занимал вопрос о будущих судьбах царства. Так, дипломат и публицист Ф. И. Карпов, современник Филофея, в послании к митрополиту Даниилу обсуждал вопрос, чтó необходимо для того, чтобы гарантировать «вечность царства», и отвечал, что «закон и правда» нужны ему прежде всего, а не терпение как норма политической жизни.

А Филофей возводил Третий Рим не к Византии. Размышляя о духовных путях, он находил более древние, а потому более прочные корни.

— А почему «четвертому не быти»? Филофей это как-то аргументировал?

— Специальной аргументации он не давал. Ведь Филофей излагал пророчество. А разве пророчество нуждается в аргументах?

«Церковь старого Рима пала неверием Аполлинариевой ереси; церковные двери второго Рима, города Константинополя, внуки Агарян секирами и оскордами рассекли. Теперь же это — третьего, нового Рима, державного твоего царства святая соборная апостольская Церковь, которая во всех концах вселенной православной христианской верой во всей поднебесной сильней солнца светится»
Фрагмент из Послания старца Псковского Елеазарова монастыря Филофея к великому князю Московскому Василию Иоанновичу.

Что было дальше

— Мы разобрались, в чем суть концепции Третьего Рима. Но что она означала на практике для Москов-ского царства? В какой степени она влияла на политическую реальность, была ли распространена?

— В XVI-XVII веках идея распространилась в церковной книжности, послания Филофея переписывались в многочисленных рукописных сборниках, при этом редакторы-составители и переписчики иногда строго и точно воспроизводили авторский текст, а иногда допускали «вольности», дополнения, а часто избирали отдельные фрагменты, содержание которых казалось им особенно важным и интересным.

Один из современников Филофея, писавший спустя полтора-два десятилетия после него, решился даже вступить с ним в полемику, подвергнуть сомнению прочность «стояния» Третьего Рима. Сочинение этого анонимного автора написано «Об обидах Церкви». «Хотя царство Третьего Рима и стоит верою в православии, но добрых дел оскудение, и неправда умножилась, святые церкви и честные монастыри обидимы <…> Да не будет дивное се жилище беззакония наполнено!».

— А насколько концепция старца Филофея была известна русским государям?

— Ни Василий III, ни Иван Грозный ни разу на эту концепцию не ссылались. Иван IV любил другое сочинение — «Сказание о князьях Владимирских» — о происхождении русских князей от императора Августа. В ней представлена другая парадигма Августа, нежели в построениях Филофея: здесь он — властелин вселенной. Август начал разделять вселенную, и часть ее получил некий Прус, от которого пошла Прусская земля, а далеким его потомком был князь Рюрик, основатель династии Рюриковичей, а позднее и князья Владимирские. Именно эти идеи использовались в ряде случаев в идеологическом обосновании внешней политики Ивана IV. А про Москву как Третий Рим у него нет ни слова.

Важной вехой в истории идеи была эпоха учреждения патриаршества. Уложенная грамота Московского поместного Собора 1589 года, будучи памятником древнерусского канонического права, закрепила на историко-каноническом уровне определение «Третьего Рима». Почти ровно 1200 лет прошло с тех пор, как на II Вселенском (Константинопольском) Соборе (381 г.) столица Восточной Римской империи (именуемой в историографии Византией) получила (в III каноне) почетный титул «Нового Рима». «От пророчества к праву» — этой проблеме было посвящено специальное заседание Римского семинара. В грамоте Московского собора 1589 года формула Третьего Рима изложена от лица Константинопольского патриарха Иеремии II: «<…> твое же, о благочестивый царю, великое Росейское царствие, третий Рим, благочестием всех превзыде».

В XIX веке начинается научное изучение идеи. Впервые послания старца Филофея были опубликованы в «Православном собеседнике» в 1861–1863 годах, тогда-то о них узнала образованная публика (хотя эта публикация еще не была строго научной). Затем можно упомянуть работу В. Н. Малинина «Старец псковского Елеазарова монастыря Филофей и его послания» 1901 года, где Третий Рим рассматривается как эсхатологическая идея по преимуществу. Очень хорошая, кстати, книга, ее стоило бы переиздать.

Двойной перевертыш

— А когда же сложились все те мифы, о которых мы с Вами уже говорили?

— Мифы эти позднего происхождения — возникли они уже в XX веке, после 1917 года, особенно в канун Второй мировой войны и послевоенные годы, когда концепция Третьего Рима — уже в искаженном виде — становится инструментом холодной войны.

Именно теперь начинает превалировать акцентировка тезиса об идее Третьего Рима как идее «византийского наследия», при этом сама Византия все более и более выступает с отрицательным знаком, как «презренная Византия»; в значительной степени воспроизводятся представления и оценки британского историка XVIII века Эдуарда Гиббона, собравшего большое количество негативных фактов и анекдотов из ее истории. В труде А. Тойнби, специально посвященном «византийскому наследию в России», названы три составные части этого наследия: тоталитаризм, цезарепапизм, ксенофобия. Вероятно, ему были известны работы Н. А. Бердяева, оказавшие большое влияние и на русскую эмиграцию, и на другие появившиеся на Западе труды. Суждения Тойнби вызвали дружную критику со стороны и его западных коллег, и представителей русского зарубежья (например, Д. Оболенского).

В работе Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма», опубликованной в 1938 году на трех языках, английском, французском и немецком, уже появляется трактовка идей старца Филофея как идей тоталитаристских. А в работе 1946 года «Русская идея» Бердяев пишет: «Империалистический соблазн входит в мессианское сознание», но никак этого не аргументирует. Точнее, он ссылается на русские духовные стихи, но политические идеи не выводимы из духовных стихов.

В истории идеи Третьего Рима в XX веке происходит как будто двойной перевертыш: сначала создается искаженное представление о самой Византии, а затем аналогичные оценки — через ее «наследие» — вписываются, вживляются в идею Третьего Рима, а через нее в русский менталитет как таковой. Следует отказаться от обеих крайностей в современной массовой культуре в отношении к Третьему Риму — и от тоталитаристских страшилок, и от панегирических воинственных построений. И то, и другое — всего лишь слабые человеческие мнения, искривление духовного пространства Третьего Рима. А как сказал анонимный современник Филофея, «всем страстям мати — мнение. Мнение — второе падение».

— Нина Васильевна, а как же, по Вашему мнению, современному православному человеку следует относиться к идее Третьего Рима? Можно ли сделать какие-то выводы?

— Подавляющее большинство тех, кто в наши дни публично обсуждает концепцию старца Филофея, вероятно, не прочитали его послание до конца. Заключительная его часть как раз и посвящена тому, как надо прожить период, предшествующий эсхатологическому концу, чем заполнить это историческое время. И он вводит понятие Божественного долготерпения. Господь потому долготерпит и не наказывает немедленно всякую неправду, что дает шанс каждому покаяться и спасти свою душу. Здесь уместно привести слова протоиерея Сергия Булгакова, сказанные в этой связи: «Конечно, никому не дано знать времена и сроки, когда Господь приидет, <...> и неизвестность времени конца истории не отменяет необходимости и обязанности жить,— ответственно и сознательно. Историю нужно прожить и изжить, а не то что кое-как окончить, пройдя чрез нее как чрез мрачный пустой коридор в Царствие Небесное».***** Филофей исходит из слов Второго соборного послания апостола Петра (3:9, 14): Не медлит Господь исполнением обетования; но долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию. Потщитесь явиться перед Ним неоскверненными и непорочными в мире. Филофей предлагает путь подвижничества, путь нравственного и духовного совершенствования, путь, ведущий к храму.